А.Митта. Гамбургская школа родилась у меня на кухне.
Гость номера Александр Митта — один из самых известных российских режиссеров. Снял фильмы "Сказ про то, как царь Петр арапа женил", "Экипаж", "Сказка странствий" и другие. Его ленты были отмечены на Венецианском и других кинофестивалях, получали номинации на Oscar и вторую по значимости американскую кинопремию Golden Globe. Митта — автор книги "Кино между адом и раем" (1999), пожалуй, единственного фундаментального учебника для будущих кинематографистов, вышедшего на русском языке.
Уже несколько лет Александр Наумович является профессором киношколы Гамбургского университета. Кроме того, его мастер-классы с успехом проходят в разных странах мира. Это интервью он дал нашему журналу в Риге, где читал лекцию в рамках международного фестиваля киноактеров "Балтийская жемчужина".
— Гениальным режиссером надо родиться или на него можно выучиться? Когда во ВГИКе вы учились с Василием Шукшиным, в студенческие годы в нем уже чувствовалось его большое будущее?
— Нет. Не помню. И в Тарковском не чувствовалось. В этом и есть фокус таланта. Обычные люди приобретают профессию и остаются на уровне, а для таланта образование — это только старт. Студент Шукшин был отличный, безотказный. Репетировал в этюдах, писал. В наше время ВГИК давал хорошую базу. Преподавали Ромм, Герасимов, Довженко. На нашем курсе учились Шукшин и Тарковский, на курс младше — Отар Иоселиани, Георгий Шенгелая, Лариса Шепитько, курсом выше — Кира Муратова. Сейчас во ВГИКе такого нет, да и педагоги в наше время были покруче...
— Почему вы, до недавнего времени активно работающий режиссер, стали преподавать?
— А я люблю этим заниматься! Я работаю со студентами уже около 30 лет. Всегда преподавал на Высших режиссерских курсах, правда, "по остаточному принципу" — в свободное от работы время. Хотя лет восемь-десять провел там сознательно, целенаправленно — у меня была мастерская. С удивлением обнаружил, что мои лекции ребята помнят, отличают от других. Я принадлежу к небольшому числу кинематографистов, которые преподают с большой радостью, я выкладываюсь, как на фильме. И благодарные глаза ребят для меня существенный допинг. Конечно, надо снимать самому, но никто не финансирует.
— А в Гамбурге как оказались?
— Попал я туда смешно... В свое время немцы объездили всю Европу в поисках наилучшей модели для своей киношколы. Заглянули и в Москву, посмотрели ВГИК и Высшие режиссерские курсы. До перестройки наши Высшие режиссерские курсы были своеобразным лицеем, они собирали лучших интеллектуалов. Там Анатолий Васильевич Эфрос преподавал, философ Мераб Мамардашвили, другие умные люди приходили. Все это помогало студентам — помогало вырасти интеллигентными людьми, но не приобрести профессию. Съемки находились вдали от курсов... А поскольку созданием Гамбургской киношколы занимался мой приятель — Харк Бом, знаменитый немецкий режиссер, я ему и сказал в сердцах, как должен выглядеть идеальный процесс обучения.
— И как же?
— Я считаю, что киношкола — место, где снимают кино. Студенты должны все время снимать, а теоретические занятия надо свести к минимуму. Режиссура — вещь практическая, нужно снимать, разбирать ошибки, снова снимать и разбирать ошибки. Учеба должна состоять из написания сценария, съемок, монтажа и новых съемок... Прошло лет шесть после нашего разговора с Харком Бомом, я в это время жил в Лос-Анджелесе, работал над проектом, который так и не завершился. И вдруг немцы прислали телеграмму: приглашали принимать вступительные экзамены. Я не поехал. Они — новую телеграмму: почитать лекции, первый курс. Я приехал на два месяца и... застрял на шесть лет. Потому что это была школа, которая абсолютно реализовала мою мечту! Я так и сказал об этом Харку: "Ты реализовал мой сон". "Какой сон, Саша! Ты же все это мне рассказывал у себя на кухне! — ответил он. — Мы использовали твою концепцию". А я, честное слово, и забыл об этом разговоре.
— Это ваше now-how?
— Я не изобрел велосипед — так и учат в западных киношколах. В Лос-Анджелесе, например, где преподают ведущие голливудские режиссеры. Эта школа считается лучшей в мире. Студент приходит, ему дают в руки камеру: "Иди, снимай!". "Я не умею!" — "Спроси..." Все! Первый фильм он снимает один — его словно кидают в воду. Кто-то обязательно "тонет", из 60 студентов остается 45. Они и учатся дальше, снимают каждый год пять картин. Потом их объединяют в пары: один занимается сценарием и актерами, другой операторским делом и организацией съемок. После ребята меняются ролями. А на следующий год в каждой группе уже по пять человек, и право быть в ней режиссером они должны заслужить в первый год. Существует жесткая конкуренция. А на третьем году обучения остается три группы, и только три студента получают право ими руководить. Все проекты финансируются институтом. Если ты, студент, получаешь такой проект, можешь считать, твоя карьера началась, — студии присматриваются, иногда дают серьезную работу и зовут в штат. И через год-два режиссеры из этой тройки дебютируют с большими картинами, с миллионными бюджетами.
— Вам приходилось встречать в западных киношколах русских студентов?
— Да. Один парень учится в Лос-Анджелесе. Он меня и познакомил со всей учебной ситуацией. Он приехал в Америку учиться физике, но имел склонность к кино, бросил свой университет и стал учиться на режиссера.
— В Гамбургскую киношколу может поступить русский?
— Да. Только нужно очень хорошо знать языки — все преподавание на немецком и на английском. У нас был парень из России, из семьи переводчиков, но его, к сожалению, выгнали после первого года обучения. Он был хаотичен. Немцам очень важно, чтобы студенты соблюдали порядок. В назначенный срок надо сдать сценарий, постановочный проект — это же деньги. Обучение бесплатное, но на студента тратят около ста тысяч марок в год. Будущие режиссеры работают с профессиональными съемочными группами, и такие группы нельзя держать в подвешенном состоянии. А российская привычка — делать все в последний момент — оказала нашему соотечественнику дурную услугу. Он способный парень и был изумлен, когда его выгнали. А ректор школы очень просто объяснил: "Я не смогу рекомендовать этого человека для будущей работы. Если он получит наш диплом, я буду нести за него ответственность".
— Между студентами и профессорами — большая дистанция?
— Мы работали одной командой, за первые два года сочинили и сняли 40 фильмов и бесчисленное число упражнений. В основном фильмы были короткометражные — до тридцати минут, новеллы, где принципы и правила драматургии действуют особенно жестко. И мы сообща проверяли, как работают эти рецепты, чем они помогают, почему с ними лучше, чем без них. В Гамбурге я понял, что могу сознательно оценивать каждый элемент фильма, вижу его в развитии, понимаю, как с его помощью рассказывать истории с началом, серединой и концом.
— То есть вы тоже учились? А кто преподавал, кроме вас?
— О, знаменитые люди! Михаэль Бальхауз, например, голливудский оператор, который работал со Скорцезе, Редфордом, Барри Левинсоном, с лучшими режиссерами Америки. Раньше он был оператором Фасбиндера. Супермастер! На продюсерском факультете преподает самый успешный продюсер Германии. Приезжают серьезные люди читать семинары. Никита Михалков произвел большое впечатление, они мечтают заполучить его снова. Максимилиан Шелл и так далее. Уровень преподавания чрезвычайно высок.
— Вы согласны с тем, что будущий режиссер должен смотреть по несколько фильмов в день?
— Несколько — будет несварение, но в Голливуде считают, что если ты не видел двух последних фильмов недели, то ты не в бизнесе. Надо знать, что сегодня происходит, что в моде, что делает деньги, кто в хорошей форме. Это огромная индустрия, в ней надо хорошо ориентироваться.
— Чтобы сделать мировую карьеру, а это практически никому из наших режиссеров не удавалось, разве что братьям Михалковым, обязательно ли учиться за рубежом?
— Нет. Это технология, она не играет большой роли. С одной стороны, обучаясь в России, ты варишься со своим поколением, узнаешь людей, заводишь деловые контакты — продюсеры, операторы, актеры... Однако в России уровень знаний ниже, чем в европейских киношколах. Сейчас наши режиссеры, имеющие мастерские в том же ВГИКе, по десять-пятнадцать лет не работали на съемочной площадке, а на Западе следят, чтобы педагоги были действующими режиссерами.
В целом западное образование более технологично, там сильнее насыщают ребят реальными знаниями. А у нас — больше разговоры: как я снимал картину в одна тысяча девятьсот каком-то там году... Что из этого может почерпнуть современный парень? Хирурга так не учат. Там тренируются сперва на трупах, потом на людях, знают, как держать скальпель. А наш режиссер оканчивает институт, и его представление о профессии весьма туманно.
— Реально ли российскому режиссеру получить работу в другой стране?
— Вероятность очень маленькая. Хотя Америка — страна интернациональная. Если на тебе смогут сделать деньги, ты работу получишь. В Европе значительно труднее.
— Но в России слово "режиссер" — это синоним слова "безработный"...
— Когда я начал работать в кино, в СССР снималось шесть картин в год. Все изменилось потом. Я уверен, все изменится снова, будет большой спрос. Телевидение не может остаться без кино, будут телефильмы, сериалы, а это все очень большая работа для режиссера. Поэтому вскоре я открываю вместе с Зурабом Церетели при Музее современного искусства подобие киношколы — Центр визуального искусства, буду учить людей режиссуре и, в первую очередь, обращать внимание на визуальные аспекты.
Сериал, "мыльная опера" — это вербальное занятие, картинка там из-за маленькой сметы очень примитивная, герои лишь говорят, говорят, говорят. А надо поддерживать кино как изобразительное искусство. Сначала это будет полугодовой курс, потом годовой. Двухлетнее обучение, как в Гамбурге, в сегодняшней ситуации — роскошь. Режиссеры и сценаристы будут учиться совместно, ведь студенты должны уметь рассказать историю и на бумаге, и визуально.
© Журнал "Обучение за рубежом", 1999 г.
Интервью взял Влад Васюхин
